Историков науки, философов и социологов уже
давно интересует вопрос о научных революциях. Большой интерес
представляет их сравнительный анализ. Революции в науке XVI, XVII и
XVIII вв. по своему содержанию во многом подходят под один общий тип и
вместе с тем они существенно отличны от научных революций XIX в., а эти
последние - от "новейшей революции в естествознании", начавшейся на
рубеже XIX и XX вв. (ее с философских позиций проанализировал В. И.
Ленин), не говоря уже о том, что все они коренным образом отличаются от
научно-технической революции, развернувшейся начиная с середины нашего
столетия. Своеобразие каждой научной революции и то общее, что для них
характерно, конкретные ситуации, в которых они происходят, - вот что
составляет предмет их изучения.
Иногда революциями называют всякие резкие, катастрофические процессы,
совершающиеся не только в человеческой истории, но и в природе. Таких
взглядов придерживался, например, Ж. Кювье, писавший о всемирных
катастрофах или революциях, совершавшихся будто бы в истории Земли.
Однако строго научное понимание революции ограничивает это понятие
сферой сознательной деятельности людей, а потому связывается лишь с
общественной и духовной жизнью человека. Другими словами, признается,
что революции могут происходить и происходят лишь в развитии общества
или же в развитии мышления человека. К первым относятся социальные революции, ко вторым -революции в
духовной жизни человечества - в науке, технике, искусстве, литературе.
Вот почему отрицание Дарвином революций в развитии живой природы никак
нельзя было квалифицировать как проявление якобы механицизма или
плоского эволюционизма, ибо Дарвин правильно отрицал лишь то, что
ошибочно утверждал Кювье, т. е. то, чего нет и не бывает на самом деле в
природе. Однако само появление дарвиновского учения о происхождении
органических видов составило величайшую революцию не только в биологии,
но и во всем естествознании. Получается парадоксальная ситуация:
отрицание революций в природе вызвало революционный переворот в науке о
природе. Такова была оценка дарвиновского учения, которую дали ему
Маркс, Энгельс и Ленин. Попытка же приписывать Дарвину плоский
эволюционизм, шедшая от недоучившихся агробиологов, поддержанных
некоторыми философами с позиций псевдодиалектики, оказалась в корне
несостоятельной и потерпела полный крах, хотя одно время упорно
выдавалась якобы за точку зрения диалектического материализма, что
абсолютно не соответствовало действительности.
Чем же вызывается необходимость революций? Как и резкий скачок вообще,
революция предполагает, что на пути прогрессивного движения возникло
серьезное препятствие, мешающее переходу развивающегося предмета,
явления от старого его состояния к новому. Чтобы такой переход мог
осуществиться, требуется сломать, сокрушить барьер, стоящий на пути к
рождению и утверждению нового.
В эксплуататорском обществе таким препятствием служит государство,
обеспечивающее господствующему классу возможность удерживать в своих
руках власть, эксплуатировать трудящиеся массы. Поэтому социалистическая
революция совершается путем разрушения буржуазной государственной
машины.
Возникает, естественно, вопрос: как обстоит дело с наукой? Здесь
препятствием на пути прогрессивного движения являются устаревшие
представления (теории, понятия, принципы, законы), приверженность ученых
которым мешает проникновению в науку новых представлений, отвечающих
новым фактам, новым эмпирическим открытиям. Так, до Дарвина в биологии
прочно утвердилась идея о вечности и постоянстве биологических видов.
Эта идея брала свое начало из религиозного мифа о том, что все виды
растений и животных были созданы демиургом при
сотворении мира и с тех пор сохраняются неизменными и останутся таковыми
до скончания веков. Эти взгляды были подвергнуты критике Ламарком,
Жоффруа Сент-Илером и другими учеными еще в начале XIX в., но все же
продолжали прочно удерживаться в головах ученых. Впервые нанес им
сокрушительный удар Дарвин, до основания разрушив препятствие, стоявшее
на пути развития биологии и всего естествознания. Это, несомненно, было
революцией в науке.
Следовательно, суть всякой революции, т. е. того резкого скачка,
осуществляемого людьми в ходе прогрессивного развития общества или
мышления, состоит в сокрушительном разрушении старого, которое выдвигало
препятствие на пути перехода к новому. "...Революция есть такое
преобразование, - писал Ленин, - которое ломает старое в самом основном
и коренном, а не переделывает его осторожно, медленно, постепенно,
стараясь ломать как можно меньше..."*
Этим революция существенно отличается не только от реформы, но и от
эволюции как своей подготовительной стадии.
В какой же сфере научного знания совершаются научные революции? Вспомним
революцию в химии конца XVIII в., когда свергалось вековое господство
флогистонного учения. В 1774 г. два сторонника этого уже устаревшего
учения Пристли и Шееле эмпирически нашли кислород, представлявший собой
реальный антипод мифического "начала горючести" - флогистона. В
химических реакциях, где, как считалось до тех пор, выделяется флогистон
(горение, окисление), в действительности происходило соединение с
кислородом, а где, как считалось, флогистон поглощается, на самом деле
происходил распад сложного соединения с выделением кислорода Этого не
поняли ни Пристли, ни Шееле, а потому сделанное ими наблюдение -
открытие нового газа, кислорода - само по себе не привело еще к
революции в химии. Только после того, как Лавуазье сделал из этого
эмпирически установленного факта правильный теоретический вывод и создал
свою кислородную теорию химических процессов, началась подлинная
революция в химии, в ходе и результате которой рухнула в самой основе
старая, ложная теория флогистона.
Следовательно, научные революции совершаются не в эмпирической, а в
теоретической области науки, иначе говоря, в мышлении ученых, когда
делаются правильные теоретические обобщения и объяснения новых,
эмпирически установленных фактов, т. е. раскрывается их истинная
сущность.
Можно привести немало других фактов из истории науки, подтверждающих это
положение. Так, в XVII в. Р. Гук наблюдал через микроскоп клеточное (ячеистое)
строение растительных тканей. Но он не понял роли клеток в
жизнедеятельности организмов. Он просто констатировал, что они
существуют. Впервые это выяснили в начале второй трети XIX в. Шванн и
Шлейден: они создали клеточную теорию и этим вызвали подлинную революцию
в биологии.
Приведем еще пример, на этот раз из области ядерной физики. Начиная с
1934 г. Э. Ферми с сотрудниками облучал уран (его атомные ядра)
медленными нейтронами и наблюдал, как облученное вещество излучает
электроны (бэта-частицы). Он решил, что нейтроны присоединяются к ядрам
урана, а затем испускают электроны (испытывают бэта-распад), в
результате чего образуются транс-уран ("сдвиг" элементов за пределы
нижней границы менделеевской периодической системы элементов). Так и
считалось, пока в начале 1939 г. О. Ган и Штрасман не открыли, что
никакого "сдвига" в действительности при этом не происходит, но что ядро
урана под воздействием своей массы, увеличенной на единицу (благодаря
присоединению нейтрона), делится на две части. Каждая из них и
производит вторичное бэта-излучение. С этого момента начался новый,
небывалый дотоле подъем революции в естествознании, приведший к эре
атомной энергии в истории человечества. И здесь опять-таки революционный
переворот в науке вызвало не само по себе эмпирическое наблюдение нового
явления (оно оставалось безрезультатным почти 5 лет!), а его правильное
теоретическое объяснение.
Наконец, обратимся к астрономии. В ней началась самая первая научная
революция, когда Коперник сверг господствовавшее много веков
геоцентрическое учение Птолемея и провозгласил свое новое
гелиоцентрическое учение. Оно состояло в том, что прежние представления
о причудливо изогнутых и непонятно почему вывернутых орбитах планет (считалось,
что планеты обращаются вокруг Земли) были заменены простыми и ясными
концентрическими кругами исходя из признания, что планеты обращаются не
вокруг Земли, а вокруг Солнца. В данном случае для осуществления
революционного переворота не потребовалось устанавливать эмпирическим
путем новые факты, а требовалось лишь по-новому истолковать весь ранее
уже собранный фактический материал.
В чем же состояли препятствия, возникавшие на пути движения научного
познания к истине? Очевидно, в прочном закреплении старых традиционных
воззрений на изучаемые явления. Вместе с этими воззрениями революции в
науке ломают и общий строй мышления ученых, лежавших в основе
разрушаемых конкретных представлений, теорий, законов и принципов. Так,
революции в астрономии и в химии, о которых говорилось выше, имели нечто
общее между собой, хотя они происходили в совершенно раз ные эпохи, в
различных странах и в разных отраслях науки. Обе они разбивали в самой
его основе господствовавший до них в умах ученых способ объяснения
наблюдаемых явлений, согласно которому то, что мы видим и ощущаем
непосредственно, и есть сама истина. Видимость говорит нам, что солнце и
звезды движутся по небосводу, а мы стоим на месте, значит, прав Птолемей.
Она же свидетельствует, что горящее тело распадается, выделяя пламя и
дым, оставляя золу, значит, верно учение о флогистоне. Вот эту-то веру в
видимость вещей и явлений, принятие ее за истину и разрушали первые
научные революции. Они доказывали, что за кажущейся нам видимостью вещей
и явлений скрыта их сущность, которую нельзя воспринимать
непосредственно, чувственно. Это был колоссальный революционный
переворот в науке, без чего она не могла бы стать подлинной наукой в
современном смысле слова.
Наше познание движется от прямого наблюдения вещей и явлений к
проникновению в их сущность. Материалистически перерабатывая гегелевскую
"Науку логики", Ленин писал: "Понятие (познание) в бытии (в
непосредственных явлениях) открывает сущность (закон причины, тождества,
различия etc.) -таков действительно общий ход всего человеческого
познания (всей науки) вообще. Таков ход и естествознания и политической
экономии [и истории] "*.
Детализируя представление об этом общем ходе научного познания, Ленин
добавляет: "Мысль человека бесконечно углубляется от явления к сущности,
от сущности первого, так сказать, порядка, к сущности второго порядка и
т. д. без конца"**.
Эта детализация была необходима - она помогла понять, как преодолевалось
другое препятствие, возникшее уже после разрушения веры в
непосредственную видимость и признания, что за ней скрывается чувственно
неощутимая сущность. Оно состояло в убежденности, что сущность вещей и
явлений неизменна, постоянна, всегда равна себе и может быть познана
сразу и до конца. В XVII и XVIII вв. ей приписывался механический
характер. Но если за сущностью первого порядка скрывается более глубокая
сущность второго, за ней - третьего и т. д., то это означает, что
никогда нельзя ее исчерпать, познать сразу и до конца. Более того, сама
сущность вещей и явлений обнаруживает свою изменчивость, текучесть,
непостоянство. "...Не только явления преходящи, подвижны, текучи,
отделены лишь условными гранями, но и сущности вещей также"***, - писал
Ленин. Никакой "неизменной сущности", никакой "абсолют-
ной субстанции" не существует. Ленин подчеркивал: ""Сущность" вещей или
"субстанция" тоже относительны; они выражают только углубление
человеческого познания объектов..."*
Разрушение в XIX в. веры в неизменность природы, в неизменную сущность
вещей и явлений - колоссальный переворот в мышлении ученых, не менее
важный, нежели тот, который вызвало крушение первоначальной наивной веры
в непосредственную видимость. Теперь ломка способа мышления ученых
состояла, по сути дела, в переходе (хотя он явно и не осознавался самими
учеными) от старого, метафизического взгляда на мир, на природу к новому,
диалектическому.
Такой глубокий революционный переворот в науке вызвали
естественнонаучные открытия XIX в., провозвестники которых дали себя
знать уже начиная с середины XVIII в. От космогонической гипотезы Канта
и Лапласа, атомно-кине-тического учения Ломоносова, химической
атомистики Дальтона и других достижений естествознания того времени
вплоть до эволюционной теории Дарвина шаг за шагом шло разрушение
прежней концепции неизменности природы и утверждалась новая концепция
всеобщего развития.
Следовательно, всякая научная революция имеет как бы два аспекта: один -
более узкий, локальный, раскрывающий то особенное, что представлено
конкретным учением или понятием, которое подвергается революционной
ломке; другой - более широкий, отражающий общий характер познавательного
препятствия (вера в видимость, вера в неизменность), коренным образом
разрушаемого в той или иной частной области научного познания.
Всякая научная революция имеет две главные задачи. Если революция
разбивает препятствие, возникшее на пути прогрессивного развития науки,
то ее первая задача носит разрушительный, критический, негативный
характер. Вторая, причем основная, задача революции носит созидательный,
конструктивный, позитивный характер. Обе эта задачи научная революция
иногда выполняет одновременно в их взаимосвязи между собой, а иногда
последовательно одну за другой: первая, предшествуя второй, является ее
необходимой подготовкой. Например, в "новейшей революции в
естествознании", о которой писал Ленин, негативная, разрушительная фаза
захватила примерно два десятилетия (1895-1913 гг.), а начиная с 1913 г.
началась позитивная, конструктивная фаза.
В зависимости от конкретно-исторических условий на первый план революции
могут выдвигаться попеременно то негативные, то лозитив-ные задачи.
Называя великие революционные потрясения "большими скачками", Ленин
писал:
"Настоящий интерес эпохи больших скачков состоит в том, что обилие
обломков старого, накопляемых иногда быстрее, чем количество зародышей (не
всегда сразу видных) нового, требует уменья выделить самое существенное
в линии или в цепи развития. Бывают исторические моменты, когда для
успеха революции всего важнее накопить побольше обломков, т. е. взорвать
побольше старых учреждений; бывают моменты, когда взорвано достаточно, и
на очередь становится "прозаическая"... работа расчистки почвы от
обломков; бывают моменты, когда заботливый уход за зародышами нового,
растущими из-под обломков на плохо еще очищенной от щебня почве, всего
важнее"*.
Эти ленинские положения имеют прямое отношение и к научным революциям.
Поэтому не правы те авторы, которые полагают, будто негативные задачи
необязательно должны возникать в ходе той или иной научной революции,
что она может ограничиться выдвижением и решением конструктивных задач.
Но ведь если нет препятствий на пути процесса развития и нет
необходимости что-либо разрушать, то, значит, отпадает необходимость и в
самой революции, поскольку процесс развития и без нее может совершаться
беспрепятственно.
Остановимся подробнее на особенностях "новейшей революции в
естествознании", анализ которой был дан в свое время Лениным.
Вступление диалектики в естествознание происходило
различными путями. Одним из них было открытие того обстоятельства, что
вещи и явления, кажущиеся сплошными, цельными, в действительности
состоят из множества дискретных образований, невидимых нашему глазу. Еще
древние атомисты в качестве обоснования своего учения ссылались на то,
что Млечный путь кажется нам сплошной светлой полосой, тогда как он
образован множеством отдельных звезд, которые в нашем зрительном
восприятии сливаются друг с другом. Точно так же песчаная куча,
состоящая из песчинок, производит впечатление сплошного тела.
В XIX в. идея дискретности проникла в ряд отраслей естествознания,
заставляя ученых на деле признавать единство целостности и
расчлененности, непрерывности и прерывности. С этой точки зрения
раскрывается диалектика научных революций, вызванных атомистикой в
химии, клеточной теорией в биологии, молекулярно-ки-нетическим учением в
физике.
Однако в целом идея непрерывности оставалась господствующей в физике ХГХ
в.: в основе и термодинамики, и оптики, и электродинамики лежало учение
о непрерывных функциях.
На рубеже XIX и XX вв. в физике были сделаны великие открытия, до
основания разрушившие прочно закрепившуюся концепцию физики непрерывных
величин: в 1897 г. Дж. Дж. Томсон открыл дискретную частицу
отрицательного электричества - электрон; в 1900 г. Планк ввел понятие
кванта действия, благодаря чему оптические явления обнаружили свою
прерывистость; в 1905 г. Эйнштейн доказал, что свет обладает дискретной
(а не только волновой, непрерывной) структурой и что он образован
световыми "атомами" - фотонами. Но сохранявшаяся еще вера в целостность
атомного ядра, хотя и косвенно, но все же задерживала в 30-х годах
нашего века открытие реакции деления ядра урана после облучения его
медленными нейтронами.
В биологии на рубеже XIX и XX вв. началась аналогичная революция: в
генетике возникло учение о дискретной структуре наследственного
вещества, благодаря чему и сюда проникла идея прерывистости. Характерно,
что более чем за треть века до этого (в 1865 г.) Мендель эмпирическим
путем доказал, что наследственные факторы имеют корпускулярную,
дискретную природу, а их переход от поколения к поколению определяется
статистическими закономерностями. Но установленные им законы тогда не
получили теоретического, хотя бы гипотетического объяснения, поэтому
никакой революции они вызвать не могли и практически не привлекли к себе
внимания ученых. Только после появления первых теоретических концепций в
генетике началась и здесь научная революция, а сам Мендель с его
законами был "открыт" заново биологами того времени.
Но долгое время оставался невыясненным вопрос: какова конкретно
химическая, материальная природа вещественного носителя
наследственности? Некоторые агробиологи заявляли, что никакого
дискретного носителя вообще не существует и что свойство
наследственности принадлежит будто бы в целом всему живому организму.
Когда же в середине XX в. обнаружилось, что вещественным носителем
наследственности служат некоторые нуклеиновые кислоты (ДНК), структура
частиц которых обусловливает свойства живого организма, изучаемые
генетикой, то оказалось, что эмпирически эти кислоты были найдены еще в
60-х годах прошлого века. Однако их значение в процессах
жизнедеятельности не было определено, а потому никакой научной революции
они тогда не вызвали. Когда же теоретически это их значение было
раскрыто с последующей экспериментальной проверкой, в биологии широким
фронтом развернулась научная революция.
Иногда высказывается мнение, будто новейшую революцию в биологии в XX в.
вызвал дарвинизм. Это неверно. Дарвинизм с лежащей в его основе идеей
развития органического мира составил революционный переворот в науке
второй половины XIX в. Однако в XX в. в биологии выдвинулись новые
концепции, созвучные с концепциями новой физики, не говоря уже о химии;
общую основу этих концепций выразила идея дискретности: на ее пути
сохранялось познавательное препятствие, которое и было разрушено
"новейшей революцией в естествознании".
Чем конкретно была вызвана необходимость "новейшей
революции в естествознании"? Иначе говоря, какое именно препятствие
познавательного характера нужно было разрушить, чтобы обеспечить
дальнейшее свободное продвижение научной мысли вперед? Таким
препятствием была вера в полное качественное тождество макромира и
микромира, тождество законов, которым подчиняются явления того и другого
мира. Когда создавалось молекулярно-кинетическое учение, то молекулы
газов рассматривались как миниатюрные механические частицы - как шарики
в случае одноатомного газа, как гантельчики в случае двухатомного. Когда
Менделеев писал о строении молекулы аммиака, то он представлял его так:
в центре, как Солнце, атом азота, а вокруг него обращаются, как планеты,
три атома водорода. Считалось, что будучи качественно тождественными,
оба мира различаются лишь количественно, по масштабу своих тел и их
частиц. Такая концепция господствовала до конца XIX в. "Новейшая
революция в естествознании" начала ее разрушать, но не сразу всю до
основания, а как бы по частям, поэтапно.
Сначала была разрушена вера в вечность и абсолютную неизменность атомов
и химических элементов. Считалось, что атомы неделимы, представляют
собой совершенно простые кусочки материи, ее последние частички, как
кирпичики мироздания. Элементы же химии считались неразложимыми и
непревращаемыми друг в друга. "Новейшая революция" в корне разрушила эти
представления и расчистила путь для науки в область атомной и субатомной
(ядерной) физики. Решающую роль в этом отношении сыграли открытия
электрона и рентгеновских лучей, радиоактивности и радия. Этими
открытиями были доказаны сложность и делимость атомов, превращаемость
химических элементов. В итоге диалектика прорывалась в область учения о
микромире. В коренной ломке старых, по сути дела, метафизических
представлений и состояла та "новейшая революция в естествознании", о
которой писал Ленин, точнее сказать, ее начало.
Характерно, что и здесь научная революция была вызвана не эмпирическими
открытиями и наблюдениями, а именно их теоретическими объяснениями. Пока
эти последние еще отсутствовали, явление радиоактивности вполне можно
было примирять с идеей неразрушимого атома. Только после того как в 1902
г. было доказано, что при этом происходит распад атомов и превращение
элементов, можно было сказать: "великий революционер-радий"*.
В итоге атом оказался сложным, образованным из электронов (позднее, в
1911 г., было открыто его ядро), делимым, разрушимым, короче говоря,
неисчерпаемым. Отсюда делались два диаметрально противоположных вывода.
Один принадлежал физикам, пытавшимся сохранить в основе прежнюю
концепцию микромира, разрушенную революцией в физике. Они предлагали
перенести на электроны все то, что приписывалось раньше атомам.
Обосновывалось это так: до сих пор, дескать, не те частицы, какие нужно,
считались последними, неизменными, простейшими и исчерпаемыми - вместо
атомов надо было считать таковыми электроны.
Второй вывод сделал Ленин. Важно вовсе не то, говорил он, какие именно
частицы материи считать исчерпаемыми - атомы или электроны; революция в
физике доказала, что любые, сколь угодно малые и простые элементарные
частицы являются неисчерпаемыми, т. е. сложными и изменяющимися.
"Электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна..."**.
Все последующее революционное развитие физики показало, что Ленин был,
безусловно, прав. Его положение о неисчерпаемости электрона явилось, по
сути дела, программой для всей субатомной, ядерной физики.
Конструктивная фаза "новейшей революции в естествознании" развернулась в
полном ее объеме начиная с 1913 г., когда соединились воедино новейшие
физические открытия (электроны, кванты и фотоны, атомное ядро,
радиоактивность, рентгеновские лучи) и менделеевская периодическая
система элементов. В результате родилась боровская электронная модель
атома, что составило главный итог первого этапа "новейшей революции в
естествознании".
Но концепция полного качественного тождества макро- и микромира не была
еще разрушена до конца. Многие ученые продолжали считать, что электрон -
это простой шарик, и двигается он, подобно маленькой планете, по точно
очерченным орбитам вокруг атомного ядра как миниатюрного солнца.
Следовательно, сохранялись старые представления о классической частице и
о характере ее движения внутри атома. Эти старые взгляды составляли к
концу первой четверти XX в. главное препятствие для
последующего движения в глубь материи.
Следующий этап "новейшей революции" был ознаменован рождением квантовой
механики в соединении с ранее уже созданной теорией относительности.
Первые симптомы приближавшегося нового подъема (или этапа) "новейшей
революции в естествознании" уловил Ленин: в 1922 г. в своей статье "О значении воинствующего материализма" он провел единую линию развития
научной революции от открытия радия до теории относительности Эйнштейна.
Возникновение квантовой механики было связано с преодолением конкретного
противоречия, образовавшегося в оптике (учении о свете) после создания
теории квантов и фотонов: свет оказался одновременно и дискретным (квантованным)
и непрерывным (волнообразным). Как совместить обе эти противоположности,
физики не знали, и это служило препятствием на пути прогресса науки. Но
еще в 1914 г. Ленин подчеркивал: "истинная диалектика"* состоит в том,
что ни одно из двух определений - прерывности и непрерывности - не
истинно, а истинно лишь их единство. Эту-то диалектику позднее
провозгласил де Бройль, объявив, что любой микрообъект - света (фотон)
или вещества (электрон) - есть одновременно и волна и корпускула, т. е.
представляет собой предвиденное Лениным диалектическое единство
прерывности и непрерывности, дискретности и континуальности.
И волна и частица одновременно совмещаются в одном микрообъекте -
сказать это было можно, но представить чувственно, наглядно нельзя.
Однако это можно представить в абстрактной форме в виде математических
формул и выражений. Следовательно, происходила дальнейшая, причем еще
более коренная и глубокая, революционная ломка всего способа мышления
ученых: отказ от веры в чувственную наглядность явлений микромира, в
возможность изображать их в виде механических моделей. Электрон перестал
уже мыслиться в виде простого шарика, двигающегося по точным орбитам, а
превратился в своего рода "облако" с размытыми краями, а его "орбита" утратила былую резкость и тоже стала размытой полосой. Прежнее
качественное отождествление макро- и микромира все больше уходило в
прошлое, разрушалось научной революцией, которая тем самым расчищала
дорогу дальнейшему прогрессу науки.
Удивительным должно было казаться то, что переход от наглядных моделей
микрообъектов к их абстрактно-математическому описанию есть единственный
путь и способ для проникновения человеческого познания в глубь материи,
в ее микромир. Но еще в 1914 г. Ленин предупреждал относительно
чувственной наглядности наших представлений: "Суть в том, что мышление
должно охватить все "представление" в его движении, а для этого мышление
должно быть диалектическим. Представление ближе к реальности, чем
мышление? И да и нет. Представление не может схватить движения в целом,
например, не схватывает движения с быстротой 300 ООО км в 1 секунду (скорость
света - Б. К.), а мышление схватывает и должно схватить. Мышление,
взятое из представления, тоже отражает реальность..."*
Так Ленин разъяснял ту диалектику познания, путь к которой прокладывала
продолжавшаяся научная революция. Таковы некоторые ее характерные
особенности, таков ленинский подход к ее пониманию.
В середине XX в. началась, как уже говорилось,
научно-техническая революция (НТР), в течение которой произошло
органическое слияние научной революции с революцией технической в единый
революционный процесс. До этого времени складывались ее предпосылки,
заключенные в предшествовавшей ей "новейшей революции в естествознании",
которая привела в 40-х годах XX в. к овладению внутриядерной ("атомной")
энергией. Не подлежит сомнению, что в целом нынешние успехи науки и
техники явились результатом бурного развития естествознания и прежде
всего физики, вызванного великими открытиями, начавшимися в конце XIX в.
и с тех пор нарастающими ускоренными темпами.
Главной чертой этого научного движения, отличающей его от предшествующей
ступени научного познания, является то, что весь комплекс вновь
возникших и ранее существовавших наук, взаимосвязанных и
взаимодействующих между собой, обнаружил явно выраженную тенденцию
развиваться не только в сфере чисто научного теоретизирования, но и в
области практического (технического) освоения его результатов.
Реальностью стал процесс превращения науки в непосредственную
производительную силу общества (по определению Маркса). Это
обстоятельство вызвало коренной переворот в мышлении современных ученых
- переход от мышления, развивающегося в рамках лишь одной какой-либо
относительно изолированной области научного знания, к комплексному
охвату, во-первых, многих взаимовлияющих друг на друга отраслей науки, а
во-вторых, практических аспектов и прикладных тенденций их развития.
Научно-техническая революция органически включает в
себя результаты всех предшествующих ей революций, подчиняя их своим
собственным задачам. В процессе развития этой революции могут
происходить революционные переходы от анализа к синтезу, дальнейшее
познание макрообъектов, а также более глубокое проникновение в
микрообъекты. И все это происходит в форме дг.ижения человеческого
познания от ступени абстрактно-теоретической к ступени практической. Так
реализуется в полном объеме формула В. И. Ленина: "...от живого
созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике - таков
диалектический путь познания истины, познания объективной реальности"*.
Подобно всякой научной революции, современная НТР имеет задачи как
негативные, критические, так и позитивные, созидательные. Первые состоят
в отказе от мышления в категориях изолированности и обособленности одной
науки от всех остальных областей знания или науки от практики, а
практики от науки. Вторые - в разработке конструктивных решений,
показывающих, как надо комплексно связывать, координировать (сополагать)
и субординировать (соподчинять) различные отрасли научного знания при
постановке и проведении того или иного конкретного исследования и как
надо выявлять и осуществлять практическую направленность научных
исследований и доводить их через техническое освоение до внедрения в
массовое производство.
В XIX в. да и в первой половине XX в. каждая наука имела свой, только ей
присущий предмет, а каждый предмет изучался только одной определенной
наукой. В условиях НТР произошло коренное изменение: одна наука
применяется при изучении многих предметов, причем подчас таких, которые
до сих пор считались областью исследования других наук, и, наоборот,
один предмет изучается комплексно, т. е. одновременно и во взаимосвязи,
многими науками.
По этой причине теоретический синтез распространяется ныне на сами науки:
он предполагает, что сами науки (а не только их результаты) связываются
между собой воедино в самом процессе комплексного исследования. Именно
так изучается теперь, например, жизнь (один предмет) на ее молекулярном
уровне, причем в синтезе наук здесь участвуют такие научные дисциплины,
как биология, физика, химия, кибернетика, математика, механика и
множество междисциплинарных направлений: биохимия, биокибернетика,
биоматематика и др. Комплекс всех этих наук известен под именем
молекулярной биологии.
Так же комплексно изучаются современной наукой Земля и космос.
Комплексной наукой является, например, экология как прямой продукт НТР.
Недавно возникло комплексное, междисциплинарное направление
теоретических
исследований, именуемое науковедением, предметом изучения которого
является наука как социальное явление. Однако такое же комплексное
изучение самой НТР с точки зрения нераздельной связи между общественными,
естественными и техническими науками до сих пор еще не развернуто
должным образом, что обусловливает необходимость дальнейшего развития и
совершенствования комплексного подхода, освоения его при изучении новых
предметных областей, поскольку механизм НТР можно определить как
освоение комплексного подхода, в том числе в его применении и к самим
наукам, обязательно включая и практические, прикладные направления
исследований, а это предполагает изменение взгляда на систему наук.
Связь между социальными и научными
революциями очевидна. Социальная революция сама по себе не вызывает
научной революции, но она дает такой мощный толчок всему историческому
движению, сообщает такие могучие двигательные импульсы прогрессивным
факторам и тенденциям в развитии общества, что резко меняются темпы и
масштабы свершения исторических событий, в том числе и в области науки.
Прогрессивные силы общества, включая ученых, совершающие революцию, за
исторически короткие сроки добиваются таких результатов, на достижение
которых в мирную, нереволюционную эпоху потребовалось бы во много крат
больше времени. Так было, например, в эпоху Возрождения, когда Коперник
создал гелиоцентрическое учение. В "Диалектике природы" Ф. Энгельс
блестяще охарактеризовал то время: "Это был величайший прогрессивный
переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха,
которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли,
страсти и характеру, по многосторонности и учености"*.
В эпоху английской буржуазной революции середины XVII в. были сделаны
открытия и Р. Бойля (способствовавшего превращению химии в
самостоятельную науку), и И. Ньютона (создавшего механическую картину
мира), и многих других. С великой французской революцией неразрывно
связана первая революция в химии, хотя ее инициатор Лавуазье оказался в
лагере контрреволюционеров и погиб на гильотине. Революционные события
1848 г. стимулировали свершение второй химической революции и оказали
непосредственное воздействие на Маркса и Энгельса, совершивших
революционный переворот в философии, политэкономии, учении о социализме.
Мощный подъем общественного движения в России, вызванный отменой
крепостного права в 1861 г., сказался и на науке. Непосредственный
участник этого движения К. А. Тимирязев писал впоследствии в своей
работе "Развитие естествознания в России в эпоху 60-х годов": "За
какие-нибудь 10-15 лет русские химики не только догнали своих старших
европейских собратий, но порой даже выступали во главе движения, так что
в конце рассматриваемого периода английский химик Франкленд мог с полным
убеждением сказать, что химия представлена в России лучше, чем в Англии...
Успехи химии были несомненно самым выдающимся явлением на общем фоне
возрождения наук в ту знаменательную эпоху".
Несравненно более мощное влияние на отечественную науку оказала Великая
Октябрьская социалистическая революция, которая дала нашей тогда
отсталой стране такой могучий толчок для ее всестороннего развития, что
за короткий срок она вошла в число наиболее развитых в культурном,
научно-техническом и экономическом отношении стран всего мира. Об этом
свидетельствуют величайшие достижения советской науки: первый
искусственный спутник Земли и первый полет человека на космическом
корабле.
Следовательно, социальный фактор выступает как сила, стимулирующая
научный прогресс, а социальные революции - как двигатели, определяющие
развитие всего человечества вообще, научной области в частности.
Само рождение марксизма, как уже сказано, было связано с действием
социального фактора. Марксизм был подготовлен всем ходом
социально-экономического, политического и духовного развития
человечества, возник как прямое и непосредственное продолжение
завоеваний предшествующей общественной мысли.
Марксизм вызвал великий революционный переворот в каждой из тех областей
научного знания, которые затем вошли в него в качестве трех составных
частей. Так, в области философии существовал глубокий разрыв между
материализмом и диалектикой: диалектика, провозглашавшая деятельное
начало, разрабатывалась на почве идеализма, поскольку такое начало
приписывалось только духу. Маркс и Энгельс, создав диалектйческий
материализм, открыли путь для дальнейшего свободного развития
научно-философской мысли. При этом они как бы "перевернули" гегелевскую
диалектику, поставили ее с головы на ноги.
Ранее учения об обществе были ненаучными, поскольку господствовал
идеализм в понимании общественных явлений. Маркс и Энгельс разбили
преграду, мешавшую материализму проникнуть в эту область знания;
распространив его на человеческое общество, они создали исторический
материализм, который Ленин охарактеризовал как "величайшее завоевание
научной мысли".
В политической экономии Маркс произвел глубочайший революционный
переворот, написал свою "Критику политической экономии", а затем "Капитал".
В учении о социализме не менее глубокий революционный переворот вызвало
создание Марксом и Энгельсом научного социализма, вытеснившего различные
формы утопического социализма, господствовавшего до тех пор.
Марксизм объединил все эти революционные сдвиги и перевороты, охватив
единым теоретическим синтезом все три свои составные части и слив их в
единое, цельное, монолитное учение. Ленинские высказывания и оценки по
этому вопросу в таких его работах, как "Три источника и три составных
части марксизма" (1913), "Карл Маркс" (1914), "Фридрих Энгельс" (1895),
"Переписка Маркса с Энгельсом" (1913), "Исторические судьбы учения Карла
Маркса" (1913) и многих других, позволяют составить общее представление
о той величайшей научной революции в истории мировой человеческой мысли,
которая связана с созданием и дальнейшим победоносным движением
марксистско-ленинского учения. Только марксизм дает правильное
представление о неразрывной связи научных революций с революциями
социальными. Значение социального фактора особенно возрастает в период
НТР.
Научно-техническая революция - сложное, социально обусловленное явление,
длительный исторический процесс, главные элементы которого - органически
сочетающиеся революция в науке и технике, революция производительных сил,
коренное преобразование управления и организации производства,
существенное изменение роли и места человека в производстве, а
следовательно, изменение социальной структуры, образа жизни людей и т.
д.
Все в большей мере становясь непосредственной производительной силой,
наука остается при этом формой общественного сознания. Между наукой и
современным обществом возникают сложные, комплексные связи, причем
социальные условия протекания НТР и ее последствия оказывают самое
непосредственное влияние на масштабы, формы и темпы развертывания НТР,
на развитие научной мысли. "...Только в условиях социализма
научно-техническая революция обретает верное, отвечающее интересам
человека и общества направление...", - подчеркнул на
XXV съезде КПСС Л. И. Брежнев. Задачам дальнейшего ускорения
научно-технического прогресса было уделено большое внимание на
XXVI съезде КПСС. Наша партия поставила исторической важности задачу -
соединить преимущества социалистического строя с успехами НТР, так как
только на основе ускоренного развития науки и техники может быть
достигнута конечная цель социалистической революции - построено
коммунистическое общество.
Размещение фотографий и
цитирование статей с нашего сайта на других ресурсах разрешается при
условии указания ссылки на первоисточник и фотографии.